Предлагаю в этой теме поддерживать уважительный тон, даже по отношению к архинеприятным визави.
Начну с очень интересной статьи:
КАВКАЗСКИЙ МИРОВОЙ КРУГ
В стране контролируемой свободы слова есть, признаться, свои преимущества. Скажем, не прошло и месяца со дня торжественного признания Абхазии и Южной Осетии, как вдруг во вполне лояльных власти изданиях как-то стали вспоминать, что Эдуард Кокойты в начале войны в Джаве укрылся подозрительно быстро, да и вообще, может быть, и в самом деле именно он и провоцировал Саакашвили на войну.
Все это, впрочем, имеет теперь значение исключительно для самого президента независимой республики. И, прямо сказать, Южная Осетия в этом процессе сыграла подозрительно большую роль. Никак не соответствующую реальному своему весу, который на эту независимость никак не тянул.
Весна в Грузии
Схем случившегося в августе, как известно, две. Первая и известная по каналам российского телевидения: Саакашвили – агрессор. Вторая, и менее которой придерживается Запад: Саакашвили повелся на многолетние провокации Москвы, и его, конечно, можно понять, хотя, конечно, виноват.
Между тем, Саакашвили провел, кажется, всех. И возвращаться для понимания этого факта надо не на многие годы назад, когда все в Абхазии и Осетии с помощью Москвы только начиналось, а к началу этого года. ТО есть, к Косово. Начало года – это, последний этап истории Грузии, в которой ее лидер еще твердо, хотя с досадой, придерживался того тезиса, который был порожден еще в первые постреволюционные дни: воевать в Абхазии и Южной Осетии нельзя. И, вопреки уверенности тех, кто полагает августовский штурм Цхинвали римейком 2004-го года, события четырехлетней давности были, скорее, началом конца Ираклия Окруашвили, своим бездумным начинанием в очередной раз поставившего своего шефа в идиотское положение.
В общем, есть очень много оснований полагать, что до весны 2008-го года Саакашвили вынужден был хранить верность обещаниям, которые из него раз ха разом выбивали американские коллеги. К тому же бесславный ноябрь прошлого года, мягко говоря, сомнительные выборы в январе - все это никак не стимулировало Саакашвили к излишней горячности.
А потом было Косово, и в Тбилиси признавали – это для Грузии был удар. Не столько по грузинским позициям, сколько по властному самосознанию. После того, как Москва заявила о своих особо тесных отношениях с Абхазией и Южной Осетией, случилось непоправимое. Американцы, в очередной раз напомнившие Саакашвили о том, что если у него сдадут нервы, об их существовании он может смело забыть, в очередной раз, успокоив нервы свои, уехали. «Голуби» в окружении грузинского президента расслабились, а «ястребы» из крыла силовиков и так называемого «Института свободы» - давнего НПО, ставшего кузницей серых кардиналов, беспрепятственно донесли до президента простейшую мысль: а куда наши американские друзья, собственно говоря, денутся, если мы все-таки начнем?
Дальше политология на время уступает место психологии, и, конечно, все это лишь версия, но факт не оспаривается в самых высоких тбилисских кулуарах: то, что случилось в августе в Южной Осетии, должно было развернуться весной в Абхазии. И даже Дмитрий Санакоев, за месяц до вторжения в Осетию, еще ничего дурного не предполагая, на мой прямой вопрос совершенно без обиняков и под диктофон подтвердил: да, было логично принять некое решение и провести военную операцию. Пусть и короткую, но достаточную для того, чтобы обратить внимание на происходящее со стороны мирового сообщества.
Сеанс многосторонней игры
Все, что было после марта – это уже другой Саакашвили и другой Тбилиси. Рубикон в сознании был перейден, что прекрасно понимали и в Цхинвали, и в Сухуми. Но с этого момента все становится еще интереснее. Уже в мае с челночными поездками по маршруту Тбилиси-Сухуми-Москва начинают курсировать спецпредставитель Грузии в ООН Ираклий Аласания вместе с Мэтью Брайзой. Аласания, из плеяды наиболее успешных грузинских политиков, уроженец Абхазии, чей отец погиб на войне, между тем, для Сухуми остается едва ли не единственным грузином, уважения к которому здесь не скрывают. И все знают: к друзьям Саакашвили, он, мягко говоря, не относится, да и вообще, судя по всему, сама работа в ООН – попытка американцев уберечь его от превратностей грузинского двора. И вот Аласания везет свой план в Сухуми. Его там встречают со всей приветливостью, и явно не в связи с тем, что план так уж хорош. Хороших планов в таких историях не бывает, их обычно особенно и не читают, потому что важнее авторство и гарантии. В Сухуми, легко догадались, что Саакашвили к авторству отношения не имеет, а, наоборот, план по сути американский, и с американскими же гарантиями.
Это был венец встречного движения. В Сухуми в приватных разговорах уже давно не скрывали, как тяготятся своей обреченностью на Россию, и недоумевали, почему Запад так подвержен иллюзии, будто Абхазия живет мечтами стать российским регионом. С другой стороны, уже, как минимум, года два в недрах американской политической школы зреет сомнение: а так ли уж продуктивно по-прежнему относиться к непризнанным, но, тем не менее, вполне состоявшимся образованиям вроде Абхазии или Карабаха относиться как к прокаженным - в хельсинкском смысле этого слова.
Переговоры идут до самого июля, когда вдруг происходит губительное: утечка. Все заинтересованные переговорщики немедленно отыгрывают назад, через несколько дней раздаются первые взрывы в Абхазии, начинается взаимная провокационная артиллерийская канонада в окрестностях Цхинвали, и, как выясняется, дальше без остановок - к войне.
Заинтересованных в срыве переговоров было предостаточно везде. И в Москве, что не является секретом. И в Тбилиси, где у Саакашвили уже произошел поворот в сознании, а план был совсем даже не его, и, самое главное, в Цхинвали, который вообще оставался за бортом. А внешне еще могло показаться, что и Цхинвали, и Тбилиси, не стремящиеся к войне, испытывают нервы друг друга в полной уверенности, что Москва войны не допустит. И все так бы и случилось, если бы Саакашвили не был уже так уверен, что никуда не денутся американцы, Саакашвили, и не рассматривал войну как форму своего спасения Кокойты, точно так же убежденный, что никуда не денется и Москва.
Оба оказались правы. Но белыми сыграл, как ни крути, Саакашвили.
Конечно, в Москве было немало тех, кто был с удовольствием готов к такому развитию событий, и Кокойты в последние недели перед войной не скрывал, что в Москве его принимают с восторгом. В число этих людей явно не входил новый президент, который прекрасно понимал, что все это будет означать с точки зрения его начинающегося самоутверждения. Словом, те несколько часов, которые Москва раздумывала, были арифметическим выражением соотношения сил, в соответствии с которым после паузы стало ясно, кто в стране подлинный начальник.
По старой инерции мимо нового шанса
И получилось, что Саакашвили испортил жизнь почти всем. Он испортил жизнь Москве, по крайней мере, той ее части, которая собиралась самоутверждаться в условиях оттепели. Однако, с точки зрения общестратегических интересов Москву делить несподручно, а с этой точки зрения она проиграла несомненно. Не только потому, что упали рынки - они бы упали и без этого, и испортились отношения с Западом – они неуклонно портились и без Саакашвили. Дело в том, что Саакашвили своим начинанием и, скорее всего, сам того не сознавая, совершил вечно беременной чем-то истории кесарево сечение. Словно в игровой модели, в одночасье реализовались все сценарии, которые все уже привыкли ждать годами или десятилетиями.
И здесь можно на некоторое время отступить от сюжетной линии, пофантазировать и заметить, что имелся и другой вариант. Для Москвы куда более выгодный – если говорить хотя бы о ее претензиях на мировое лидерство.
Теперь, конечно, идея нового договора о европейской безопасности, который уже анонсирован в новых российских внешнеполитических принципах и даже опробован на встрече ОДКБ, смотрится примерно так же убедительно, как парижское отделение института демократии и сотрудничества Натальи Нарочницкой. И это логично и даже обыденно, точно так же продолжение развития событий в жанре «Ваши санкции – наш газ», и смотр сил по соседству то в рамках ШОС, то по отдельности в Ташкенте и в Минске, и речь только о войне и интервенции, и о том, насколько плох Саакашвили.
Вопрос же самого этого признания во всей этой лихорадке уже, понятно, никого не занимает. Речь идет о чем-угодно, только не о том, что с такими образованиями, как Абхазия, и в самом деле пора было что-то решать. И с договором о европейской безопасности все могло быть совсем по-другому. И когда косовскую независимость явочным порядком стали признавать все, кроме тех, у кого самого было какое-нибудь свое Косово, можно было уникальным образом всех опередить и сказать миру, американцам, сербам и самим себе: все, ребята, занавес. Бог с ними, с двойными стандартами. Мы тоже признаем Косово, и на полях только заметим: у вас потому и не было другого выхода, что старые вестфальско-хельсинкские правила игры уже окончательно рассыпались. Стало быть, садимся, естественно в Москве – а где же еще? - и фиксируем: Косово – не прецедент, и подобные территории больше не рассматриваем, как наши и ваши.
И тут бы выяснилось очень много интересного. Например, что и с Азербайджаном, и с Грузией, если выступать с единых позиций, вполне реально договориться. Что и грузины, и азербайджанцы, на самом деле, уже давно привыкли к жизни без своих мятежных автономий, и эта тема уже давно носит исключительно внутриполитический и пропагандистский характер, и вопрос только в том, что указанным фигурам предложить взамен. Сложно? Чрезвычайно, и ответы пришлось бы искать долго, и челночным поездкам не было бы конца. Словом, рука, протянутая Москвой, не повисла бы в воздухе. И в том, что вопрос составления нового свода правил игры решался бы без «Градов», санкций и европейских опасений насчет согревающего российского газа, всем пришлось бы благодарить исключительно нас. Чем не мировое лидерство со всеми вытекающими преференциями?
В самом факте признания того, что Абхазия имеет право считаться независимой – как это и есть на самом деле, нет ничего постыдного. Вопрос только в логике и в мотивах. И если бы все сделать еще тогда, в марте, выяснилось бы, что не так уж и фатален для нас вопрос, для чего нам, собственно Абхазия?
Теперь же все просто. Настолько, что все заинтересованные участники игры вынуждены делать один за другим ходы, которые просчитывались на годы и долгую полемику. Это и есть феномен Саакашвили: он заставил всех вести себя как заведенные игрушки. Это, кстати, и есть, вожделеемая нами многополярность.
Турецкий демарш
Дальше все было запрограммировано. Москва, по старой традиции мечась между величием и целесообразностью, зачем-то оккупирует Грузию. То есть, логика тоже понятна: она решила проверить, насколько Запад поверил в то, что она поднялась с колен, и как в связи с этой верой будет реагировать. Получилось, что Запад поверил не очень, и вышло как-то совсем трагикомично. Но это стиль и жанр, а все, что происходит дальше, уже безнадежно-объективно, причем не только для нас, и уже расписанные программы выполняются. Москва признает Абхазию и Южную Осетию – а что, в самом деле, остается? Американцы усиливаются в Грузии, форсированно, в соответствии с обстановкой и дефицитом как времени, так и новых идей. Откуда им взяться, если старые были разработаны на годы вперед, а они ужались до нескольких недель?
Саакашвили, проиграв войну, во многом решил свои задачи. По крайней мере, на время. Он тоже ускорил события в собственной стране, которая даже с такой, какая есть, оппозицией, все равно вернулась бы к жанру 7 ноября прошлого года. И совершенно очевидно, что на смену комическим фигурам вроде Гачечиладзе, пришли бы более стойкие и выразительные, пусть даже Нино Бурджанадзе, которая не скрывала своей амбициозной стратегии. Теперь этот процесс будет более концентрированным, но как показывает происходящее сегодня, к серьезным боям оппозиция не готова. Дальше призывов разобраться, кто виноват в Южной Осетии, она в тяжелый для родины час не пойдет, а час этот продлится как минимум месяц-другой, что Саакашвили использует, чтобы как следует подготовиться. В общем, как минимум, не проиграл.
И очевидно, что, даже проклиная Саакашвили в кулуарах, американцы не могут себе позволить такую роскошь, как его ротацию. Во-первых, не на кого. А во-вторых, что важнее, это значило бы признать грузинский проект несостоявшимся, что, кстати, во многом было бы неправдой. И, наконец, американцы обречены укрепляться в Грузии, превращая ее в форпост номер один. И дело здесь не только в России, главным стражем границы с которой Саакашвили себя назвал.
Саакашвили, портя всем жизнь и решая свои проблемы, наверное, не думал о том, как отразится его деяние на общем политическом фоне. Между тем, он, можно сказать, совершил принципиальный переворот в подходах. Если раньше все заинтересованные стороны боролись за усиление своего влияния на Южном Кавказе, не думая о формуле окончательного переформатирования, то есть, об итоговом компромиссе, то теперь все происходит ровно наоборот. Обнаружив, что послепослезавтра уже вдруг наступило, всем пришлось строить свою политику исходя из того, что компромисс уже случился, осталось только выяснить, по какой формуле это произошло. И все ходы, которые делаются, теперь просматриваются словно в ускоренной киносъемке.
Годами мог происходить дрейф Грузии в сторону от России. Теперь это не дрейф, и ни у кого нет времени на размышления, и все надо проделывать в молниеносном режиме «вопрос-ответ». Вопрос: турецкая платформа стабильности, которая была явной абстракцией, пока не случился август. Пришлось быстро и явочным порядком наполнять ее реальным содержанием, и не зря много лет назад говаривали, что турок можно победить на поле боя, но победить турецкую дипломатию почти невозможно. И если существует на свете многовекторность, то изучать ее надо по урокам Анкары. Переговоры Анкары и Еревана шли медленно и давно, армяне уже давно освоили Анталью и стамбульские барахолки, и тема Геноцида только в условиях такой размеренности могла показаться принципиальной. А теперь все в реальном времени, и цепочка факторов диктует необходимость делать ходы, которые вчера еще были лишь лабораторными наработками. Грузия теряет связь с Россией почти окончательно и довольно надолго, и это меняет всю конструкцию. Дальше начинается то, что принято называть синергетическим эффектом. Для Армении вопрос связи с Россией тоже во все более полемичен, а Серж Саркисян отнюдь не склонен следовать в русле политики Роберта Кочаряна, который, глядя во все стороны, от решающей ставки на Россию не отказывался. Для Армении Турция – это не только конкретная железная дорога из Гюмри в Карс. Это фактическое открытие страны, потому что путь в Европу для Еревана, как ни крути, идет через Турцию – сколько ни говори о Геноциде. Но и для Турции нормализация отношений с Ереваном отнюдь не только решение локальной задачи и даже не только шанс на Европу. Быстроту реакций диктует внутриполитическая ситуация, кризис в Турции развивается параллельно. Это и предъявление своих счетов и обид американцам, и Турция готова заявить о своих амбициях регионального лидера. Она становится локомотивом для всего Южного Кавказа, потому что и Грузия, и Азербайджан остаются в ее орбите. И самое главное, она получает возможность выгоднейшей игры между Россией и США.
С одной стороны, без союза с Москвой Анкара всего этого сделать не может, но она уже крупнейший дистрибутор российского, но и не только российского газа. Турция может играть одновременно и в «Голубой поток», и в транскаспийские проекты. И все начинания на армянском фронте координируются с поездками Лаврова в Анкару. Американцы от всего этого не в восторге, но и им не остается особенного выбора. Тем более, что Россия и Армения, страхуясь от турок, активно привлекают к игре Иран, и здесь Вашингтон и Анкара выступают так же координировано.
Именно Анкара теперь диктует правила поведения всем, вынуждая понять: монополии закончены, нужно делиться. Американцы вынуждены усиливаться в Грузии, что нисколько не противоречит взглядам Анкары, но союз Турции с Арменией, и, возможно, скорое начала работ по налаживанию армяно-турецкого железнодорожного сообщения, (на фоне враждебной России Карс-Ахалкалаки-Баку) становятся для России последним, за что она еще может зацепиться на Южном Кавказе, и все это знают. Вряд ли Саркисян и Гюль, как и Медведев с Алиевым, много говорили о Карабахе – разве что в том смысле, что его следует вынести за скобки и обсуждать те вопросы, которые можно решить без него. А их, как видно, немало.
Все имеют бонусы и все чем-то жертвуют. Возможно, Турции и Вашингтону даже придется в этой конфигурации чем-то поступиться в пользу Тегерана, который вы этом раскладе тоже становится вовлеченным в то, что может оказаться еще одной площадкой для переговоров.
При этом ключевой страной становится Азербайджан. Своей однозначной ставкой он может сломать планы каждой из заинтересованных сторон. У него, конечно, свои проблемы. Это и Карабах, остающийся важным внутриполитическим фактором даже в отсутствие конкурентов у Ильхама Алиева. Это и тот же Иран, уже намекнувший Баку о тех трудностях, которые ждут его в случае прихода в Азербайджан НАТО. Но свои проблемы Азербайджан с восточной искусностью превращает в козыри для торговли. Он холодно встречает американцев отнюдь не под впечатлением российского наступления на Кавказе – Баку просто дает понять американцам, что цена его благосклонности ныне чрезвычайно возросла. Он внимательно следит за армяно-турецким сближением, и его вполне устраивает попытка Турции заполнить ту пустоту, которую уже много лет в карабахском урегулировании олицетворяет собой Минская группа ОБСЕ – пусть даже с тем же успехом. И Баку прекрасно знает, что его видение ситуации чрезвычайно интересно в Москве, где ему тоже совершенно необязательно считаться теперь однозначным союзником.
Все заинтригованные стороны, отчетливо понимая расклады и ставки, пока не в состоянии вычислить собственную игру, и это единственное, что каждый доподлинно знает про каждого. Одним из главных факторов этой неопределенности является Азербайджан, и, судя по всему, на большее, чем бакинский нейтралитет, никто и не рассчитывает, но в чем каждый оказывается заинтересован, в чем и суть всеобщей активности. И при этом все, в первую очередь Баку, прекрасно знают, что и нейтралитетом тоже можно вполне успешно и довольно продолжительное время торговать.
Кризис как катарсис
Кризис тем и хорош, что он тайное, но всем известное, делает очевидным трюизмом. Как, скажем, Минская группа ОБСЕ, много лет олицетворяющая собой пустоту в урегулировании карабахской проблемы. Карабах встревожен – на переднем краю за всеобщее признание он оказался в одиночестве. И никто не возьмется сегодня сказать, выиграл он от этого или проиграл.
Анкара садится за стол переговоров в Никосии. Гюль смотрит футбол в Ереване. Москва открывает свои посольства в Сухуми и Цхинвали. В этой картине понятно следующее: Кипр, скорее всего, свою проблему в рамках ЕС решит. Турция, усиливаясь, через некоторое время скажет европейцам: думайте, друзья, мы готовы быть Европой, но поторопитесь, завтра это может быть неинтересно уже нам самим. Грузия становится наполовину частью антироссийского мира, наполовину фрагментом нейтральной территории – это как смогут договориться Анкара и Вашингтон. Россия, располагая своим экономическим влиянием в Армении, вынуждена будет счесть его достаточным для дальнейших заверений в стратегическом партнерстве, потому что Армения, надо полагать, сможет успешно перераспределить свои симпатии. Нейтральным останется Азербайджан, и проект «Набукко» еще долго будет оставаться чем-то вроде полета человека на Марс, что не исключает быстрого развертывания сил вокруг него, как это было с БТД.
И в этих условиях осталось только вернуться к тому, с чего все началось. Абхазия, возможно, проиграла окончательно – она, которая могла оказаться рядом с Карабахом в самом верху списка кандидатов на всеобщее признание, теперь надолго из него вычеркнута. Карабах остается. В единственном числе. Прецедентов для него, как и форматов урегулирования, больше нет.
И самым закономерным промежуточным финалом этой истории могло бы стать истечение власти двух человек, которые всю эту интригу и учредили. Саакашвили и Кокойты, которые сыграли примерно одинаковую игру и одинаково подставили всех. Они, наверное, в довольно скором времени, так или иначе, уйдут. Во всяком случае, намного раньше, чем Москва, которая на самом деле методом проб, ошибок, амбиций и провокаций ко всему этому долго вела, сможет оглядеться и внятно оценить, какой исторический шанс она, что-то в очередной раз спутав в теории величия, упустила после Косово.