Что-то вроде прогноза - - попытки подбить очки за прошедший год и чего-то может быть даже напрогнозировать.
В частности и на глобальном масштабе - усиление правоконсервативной повестки в целом.
Для проекта «После» Иван Давыдов поговорил с журналистом Юрием Сапрыкиным о том, как может выглядеть «не очень страшная Россия будущего», где победили консерваторы, но при этом неизбежна некоторая либерализация системы, и где отстаивать наши свободы будут трезвомыслящие силовики среднего звена и прогрессивные директора лесопилок.
// polit.ru
Не хочу проводить никаких параллелей, перестройки-2 не будет, но какие-то новые люди появятся. Не из числа авторов популярных телеграм-каналов или ведущих телевизионных шоу, это не будут нынешние знаменитости. Возьмутся они оттуда же, откуда берутся и всегда, — это некоторая часть правящих элит. Причем, видимо, не либералы из экономического блока, а всё те же силовики, только с более спокойным и трезвым взглядом на вещи. Я не говорю, что это будет завтра-послезавтра, но на каком-то историческом витке обязательно будет. Опять же, суждено ли нам увидеть этот виток — я бы не поставил на это крупную сумму денег, но такую вероятность я вижу.
Кто они, эти новые люди? Ну, вот буквально военные среднего звена, директора среднего размера предприятий, лесопилок каких-нибудь — видимо, так и есть. Помню, еще в первые дни после 24 февраля Владимир Пастухов употребил где-то термин «разочарованный путинец» — как обозначение социальной базы будущей эпохи. Это люди, которые сейчас составляют самую прочную базу нынешней власти и которые в какой-то момент вместе с властью упрутся в стенку и поймут, что мы заехали не туда. Что система дала им обещания, которые не может выполнить. Они будут искать путь, как из этой колеи выехать. Если не в ту сторону, которая им кажется совершенно неприемлемой и противоречащей всей российской традиции, то хотя бы на какую-то параллельную ветку. Это будут во многом нынешние сторонники спецоперации, но не те, которые топят за нее по службе, а те, которые искренне в нее поверили. Если нужен конкретный пример: я вот читаю периодически канал Игоря Димитриева, «Русский ориенталист» — наверное, это примерный обобщенный портрет такого рода людей.
Какими будут их ценности — интуитивно понятно, это традиционная правая повестка, это то, что мы видим сейчас в Польше или в Венгрии. В самой по себе этой повестке никакого запредельного людоедства не содержится, хотя у нас часто одно неразрывно следует за другим. Родина, церковь, традиционная семья, стремление принадлежать к какой-то большой и сильной общности, вера в эту общность, желание чувствовать себя ее частью. Правая идеология в ее самом обобщенном описании.
Вообще это интересный вопрос: это сценарий только для России или не только? И где заканчиваются границы этого сценария? Потому что мы видим, что довольно заметными очагами такой идеологии на карте уже становится вовсе не Россия, а упомянутая выше Венгрия или Польша, правые набирают обороты и в Италии, и во Франции. Где на этой шкале ценностей Китай, опять же, и какое он оказывает влияние на весь этот спектр? Такая мысль давно витает в воздухе — что, может быть, мы находимся на таком цивилизационном повороте, где либеральная демократия как окончательное мироустройство по Фукуяме отхлынула, как волна, и приходит волна правого популизма.
Он там рассуждал про Орбана, но всё это очень легко перевести на более близкие нам реалии. Крастев говорил, что идеал Орбана — это не государство граждан, а государство футбольных фанатов. То есть людей, относящихся к стране как к своей команде, по поводу которой они испытывают очень сильные эмоции и такую иррациональную привязанность. Которой они желают победы просто потому, что она своя, поражение которой они никогда не признают честным, потому что понятно, что это виноват судья, и вообще ему заплатили. Это, скорее, такое аффектированное отношение. Да, и, продолжая мысль Крастева, это же отношение делает в некотором роде невозможной ту самую пресловутую мобилизацию, в каком бы смысле мы ни понимали это слово, потому что это отношение болельщика, а не человека, выходящего играть на поле. Это всё действительно очень легко накладывается на то, что мы видим вокруг себя, и история конструирования этих фанатских чувств — от побед в Еврокубках в середине 2000-х, разнообразных уличных празднеств и телевизионных кампаний по поводу этих побед, работы власти буквально с фанатскими объединениями и так далее — что называется, еще ждет своего вдумчивого исследователя. Но, конечно, концепция особости — причем неважно, русскости, польскости, венгерскости и так далее, — с таким аффектированным отношением очень тесно связана. Мы не европейцы, мы не азиаты, мы совершенно особенные. А почему? Потому что мы такие, потому что у нас вот такой флаг, вот такой герб и такая история. В обозримой перспективе этот подход будет здесь преобладающим.